[17.04.2010] Секты: запрещать или контролировать?

После терактов в московском метро многие задумались о том, что происходит в сознании смертниц и – шире – в сознании члена той или иной радикальной религиозной группировки. Об этом рассуждали эксперты на пресс-конференции в ИА "Росбалт".

С самого начала был поставлен ряд вопросов. Кто такие сектанты – люди со слабой психикой, отчаявшиеся найти счастье в обычной жизни, потерявшие уверенность в завтрашнем дне? Как они приходят в секты? Можно ли договориться о границах термина "секта"? Что делает секты столь неуязвимыми? Почему так легко и почти безнаказанно им удается заманивать людей?


В секты не приходят, а приводят

Сектовед Александр Дворкин сразу внес коррективы: в секты не приходят – в секты приводят. Приводят путем сокрытия информации, недобросовестной рекламы и других способов манипулирования. Обещают курсы английского языка, исцеление от всех болезней или подобное – а в итоге человек оказывается членом секты. Чаще всего люди откликаются на такие обещания в стрессовой ситуации. Казалось бы, на курсы английского человек записывается в "точке роста", однако психологи говорят об обратном: человек пытается что-то изменить в своей жизни, когда чувствует ее неполноценность. Это значит, что в такой период он уязвим и более внушаем, утверждает Александр Дворкин; никто не знает, не окажется ли однажды в том состоянии, когда примет приглашение на "собрание по изучению Библии". По словам Дворкина, в конце каждого лета (по крайней мере до введения ЕГЭ) на Центр религиоведческих исследований во имя святого Иринея Лионского, которым он руководит, обрушивается шквал звонков: звонят родители абитуриентов со всех концов России. "Мой ребенок поехал поступать и не добрал баллов, но позвонил и сказал, что познакомился с замечательными людьми и домой не вернется", – стандартная история, поскольку абитуриент в стрессовой ситуации неудачных (или даже удачных) экзаменов – удобный объект для вербовки.


Жизнь в "счастливой" черно-белой "матрице"

Психолог Алина Виноградова, отвечая на вопрос о том, что по исследованиям уровень субъективно оцениваемого счастья у адептов сект выше, чем у обычных людей, сказала: "Расплата за такое счастье – тяжелейшая депрессия", а возможно – и суицидальные мысли в связи с тем, что это состояние однажды обязательно утрачивается. В секте человек попадает в искусственную реальность, при выпадении из которой обычный мир воспринимается очень болезненно.

В секте распадаются социальные связи, теряется тыл, разбивается круг друзей. Человек оказывается один на один со своими внутренними проблемами. "Господь тебя так любит, а ты еще не счастлив?!" – часто встречающийся прием манипуляции сознанием в секте. У адепта воспитывают чувство вины; чтобы не испытывать его, люди часто прибегают к психотропным препаратам. Если у человека уже разрушены социальные связи, он находится под сильным групповым давлением. В этой ситуации он может менять свою точку зрения, даже если восприятие говорит ему одно, а наставники в секте – другое; он будет способен на нехарактерные для себя поступки. При этом используется та же технология промывки мозгов, что и при подготовке террористов-смертников. Главная черта формируемого сознания, по мнению Алины Виноградовой, это черно-белое восприятие мира: мир делится на "мы" и "они", причем они – наши враги.

Александр Дворкин подтверждает слова Алины Виноградовой: в сектантской картине мира получается, что если некоторые люди выступают против проповедуемого сектой "всеобщего счастья", то ничто не мешает их убрать, чтобы всеобщее счастье настало.

Любая секта ощущает себя как государство в государстве со своими законами, своими приоритетами, своими правилами исполнения наказаний. Если правила общества противоречат правилам секты – по мнению адептов, тем хуже для общества.


Может ли государство контролировать секты?

Обыватели часто уверены, что секты совершенно неподконтрольны государству. Однако член Экспертного совета Комитета Госдумы по делам общественных объединений и религиозных организаций адвокат Анатолий Пчелинцев уверен в обратном: есть конституционные нормы и Федеральный закон о свободе совести, перед которым равны все конфессии, большие и маленькие. На сегодня уже есть случаи, когда религиозные организации, нарушавшие права человека, запрещены или ликвидированы, т.е. закон работает (это несколько сайентологических центра и три центра "Свидетелей Иеговы").

Пчелинцев был склонен обвинить СМИ и сектоведов в формировании стереотипов в общественном сознании: "То, что принадлежность к секте причиняет вред здоровью, ведет к распаду семьи и вредит общественной нравственности, не подтверждается статистикой". Разводов среди прихожан пятидесятников нет, притом что сейчас до 82% браков распадаются в первый же год. Считается, что каждый четвертый пятидесятник совершал попытку самоубийства, но общероссийская статистика почему-то не фиксирует 150-ти тысяч самоубийств (из 800 тысяч пятидесятников). Для сектоведов все протестанты подряд – сектанты, но, например, баптисты – это традиционная организация, и, по мнению Анатолия Пчелинцева, она не причиняет вреда здоровью человека.

Поэтому адвокат призывает СМИ и сектоведов к осторожному обращению с фактами: "Граждане имеют право на объективную религиоведческую информацию". Религия всегда была делом политическим, – считает Пчелинцев. На экспертизу той или иной религиозной организации нужна государственная воля. Пока же "борьба" с сектами, в ходе которой они выигрывают иск за иском, только повышает их статус на международной арене.

Инна Загребина, заместитель директора Института религий и права, напомнила, что радикальные религиозные движения могут складываться и на основе традиционных религий: и внутри Православия, и внутри ислама есть секты. Но этот термин не закреплен законодательно, а использовать его как ярлык – это просто разжигание розни.

С одной стороны, нужно закрывать организации, которые нарушают права человека. Но с другой стороны возникает вопрос: например, признали экстремистской литературу "Свидетелей Иеговы", и это загонит их в подполье. Загонять в подполье, по ее мнению, – это огромная ошибка: утрачивается механизм воздействия на секту, – считает Загребина.

Александр Дворкин не согласился с этим тезисом: если "Свидетелей Иеговы" запретить, это не помешает им верить, во что они хотят, но это лишит их многих возможностей вербовки новых членов. Они хотя бы не смогут продавать неконкурентоспособную печатную продукцию в таких количествах.


Нужно различать учение и поступки его последователей

На пресс-конференции разгорелась жаркая дискуссия о преступлениях сектантов. Александр Дворкин настаивал на том, что пятидесятники иногда изгоняют бесов из своих детей так, что это ведет к смерти ребенка, а Анатолий Пчелинцев привел примеры студента Свято-Тихоновского университета, который избил Людмилу Алексееву, и бабушки, которая сожгла паспорт с "числом зверя", но пенсию все же хочет получать.. Доцент Московского городского педагогического университета, религиовед Татьяна Карпачева призвала не сравнивать вероучительную доктрину организации и преступления отдельных граждан. Сжигать паспорт – не доктрина Православной Церкви. Студент Свято-Тихоновского университета, трижды отчислявшийся, не там учился бить пожилую женщину. Нужно рассматривать те случаи, когда преступления основаны на вероучении самой секты.

Александр Дворкин напомнил, что все совершившиеся на сегодня в России ритуальные убийства сатанистов по приговорам судов считаются бытовыми. "Наши судьи просто не компетентны в вопросах религиоведения", – считает эксперт.


Большая ложь и статистика

В целом дискуссия о сектах упирается в отсутствие общепринятой терминологии и в отсутствие сколько-нибудь надежной статистики. По словам Анатолия Пчелинцева, данных о верующих в России не существует. Психолог Алина Виноградова напомнила, что нет и статистики о том, как меняется психологическое состояние адептов сект: люди ведь не проходят экспертизу до поступления в секту и, например, через год. Но все же, по словам психолога, среди обращающихся для реабилитации пациентов-сектантов высок процент людей в "пограничном" состоянии. Тут не хватает помощи психолога, нужен психиатр.

Сетует на отсутствие статистики и Александр Дворкин: сколько всего сект в России, сказать нельзя. Пока неопятидесятники в Алдане (Якутия) не убили 10-летнего мальчика, о них никто не знал. Пока "пензенские сидельцы" не закопались в пещеры, никто не знал и о них. Многие секты зарегистрированы как общественные организации и таким образом проникают в систему образования, в том числе Москвы и области. Сайентологи входят с проповедью в светскую школу и в детские сады. Неопятидесятники стали членами общественной палаты и членами советов при губернаторах во многих субъектах РФ.

Статистика и не может появиться, пока не определено понятие "секта" и "нетрадиционная религиозная организация". Для адвоката Московский Патриархат и какая-нибудь "Самая истинная-преистинная православная церковь" (при условии ее законной регистрации) равноценны, как равноценны все законопослушные течения внутри протестантизма.


Кто предупрежден, тот вооружен

Александр Дворкин видит свою задачу в информировании общества: "Все чем мы занимаемся – мы предупреждаем об опасности". Центр религиоведческих исследований во имя св. Иринея Лионского предоставляет человеку право выбора между информацией от экспертов и глянцевыми брошюрами сект. В заключение дискуссии он пожелал собравшимся одного: чтобы обсуждавшаяся проблема не коснулась их семей, близких и друзей.

Александра Сопова
Religare.ru