[22.03.2017] Крах Российской империи. Хроника катастрофы

27 февраля 1917 года, в день, когда начался вооруженный мятеж в Петрограде, император Николай II находился в Ставке в Могилеве. Распространено представление то ли о его растерянности и бездействии, то ли о сознательном отказе от сопротивления бунту из высших побуждений нравственного характера в духе непротивления злу, несовместимом с православной этикой власти. И та, и другая версия ни на чем не основана, а повод к подобным превратным выводам дает, вероятно, печальный финал февральских событий. На самом деле государь вовсе не собирался сдавать Российскую империю, править которой он был поставлен Священным Миропомазанием, ни вооруженным бандитам, в которых превратились вышедшие из повиновения солдаты, ни политическим деятелям из оппозиции, никем не призванным к власти и о чьей неспособности к управлению Россией, тем более в условиях войны, он хорошо знал.

Вечером 27 февраля император Николай II телеграфировал военному министру генералу М.А. Беляеву о принятом им решении направить в Петроград для подавления беспорядков воинские части (по две кавалерийские дивизии, по два пехотных полка и по пулеметной команде) от каждого из трех фронтов – Северного, Западного и Юго-Западного, под общим командованием генерала от инфантерии Н.И. Иванова, который был назначен новым командующим Петроградским военным округом с наделением его чрезвычайными полномочиями. Этих сил, в совокупности составлявших целую армию, было более чем достаточно для ликвидации мятежа и водворения порядка в столице. С Северного и Западного фронтов войска были отправлены 28 февраля и 1 марта. На Юго-Западном фронте отправка должна была состояться 2 и 3 марта.

Император понимал, что нет иного средства к устранению грозной беды, нависшей над империей, кроме применения военной силы, что в сложившейся ситуации, когда солдаты подняли руку на офицеров, верных присяге, а другие офицеры перешли на сторону мятежников, любые уступки, поиски компромисса с оппозиционными политическими кругами будут приняты за демонстрацию бессилия и поощрят зачинщиков и участников бунта. О решимости императора дать отпор врагам верховной власти свидетельствует его негативная реакция на переданное ему через начальника штаба Ставки генерала от инфантерии М.В. Алексеева предложение находившегося в Петрограде великого князя Михаила Александровича сместить Совет министров и назначить новым главой правительства одного из лидеров думского Прогрессивного блока князя Г. Львова, то есть практически удовлетворить давнее вожделение либеральных фракций об «ответственном министерстве», будто бы взбунтовавшиеся солдаты, обагрившие руки кровью своих командиров, способны удовлетвориться сменой князя Голицына на князя Львова.

Царь, однако, увидел опасность в том, что предложение его брата Михаила поддержал генерал Алексеев, сославшись при этом на посланную ему телеграмму командующего Северным фронтом генерала Н.В. Рузского, в которой тот утверждал, что «при существующих условиях меры репрессий могут только обострить положение». Капитулянтский тон этой телеграммы, содержание которой одобрил Алексеев, настолько возмутил Императора, что он даже, по словам самого Алексеева, «не захотел и разговаривать с ним».

До прибытия основных сил, снимаемых с фронта для подавления вооруженного мятежа, передовой отряд из 700 Георгиевских кавалеров под командованием генерала Н.И. Иванова в полдень 28 февраля направился из Могилева поездом в Петроград. По пути следования поезда железнодорожники, сочувствовавшие мятежникам, пытались его задержать, но угрозы предать саботажников военно-полевому суду было достаточно, чтобы те исправно выполняли свои служебные обязанности. В сторону столицы двигались и другие части, готовые участвовать в подавлении мятежа. При получении известий об их продвижении зачинщики мятежа и вставшие на его сторону политические деятели, собравшиеся в Таврическом дворце, пришли в паническое состояние. Как писал впоследствии один из них депутат Думы Бубликов, «достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание было подавлено». Вечером 1 марта отряд прибыл в Царское Село.

Днем раньше сам император в литерном поезде направился в Царское Село, где находилась его семья. В ночь с 28 февраля на 1 марта императорский поезд остановился на станции Малая Вишера. Поступило сообщение, что следующая станция по маршруту движения Любань занята отрядом, примкнувшим к мятежникам. Из-за опасений, что охрана царского поезда будет не в состоянии обеспечить безопасность императора при возможном боестолкновении, выбран был другой маршрут, через станцию Дно, но дальше этой станции поезд не продвинулся. Принято было решение направиться в Псков, в ставку командующего Северным фронтом генерала Н. В. Рузского. Государь прибыл туда вечером 1 марта.

Точка невозврата

Тем временем произошли события, которые можно уподобить пересечению точки невозврата. Высшее военное начальство предприняло шаги, после которых стало уже практически невозможно использовать войска для подавления мятежа. В полдень 1 марта генерал М.В. Алексеев разослал командующим фронтами телеграмму следующего содержания: «Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие, войска примкнули к Временному правительству (его на тот момент еще не существовало – оно было только в проекте, и состав его дебатировался, если, конечно, под правительством не подразумевать Временный комитет Государственной Думы. – прот. В.Ц.) в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство под председательством Родзянко заседает в Г. Думе и пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное Временным правительством, говорит о необходимости монархического начала в России и необходимости новых выборов для выбора и назначения правительства».

Узнав о том, что царь направляется в ставку генерала Рузского, генерал Алексеев присовокупил к этому тексту в адресованной Н.В. Рузскому телеграмме следующее: «Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию». Нет сомнения в том, что М.В. Алексеев стремился к хорошему концу, если под ним подразумевать победу в войне; может быть, он, подобно оппозиционерам из Думы, надеялся на победу, но очевидно, что он не был настолько слеп и дезориентирован, чтобы принимать за чистую монету сведения о нормализации ситуации в Петрограде, а следовательно, он сознательно дезинформировал адресатов, и главное – императора, о положении дел, стремясь к такой развязке, которая подразумевала изменение государственного строя, более определенно – отказ царя от самодержавного правления. Начальник штаба Северного фронта генерал Данилов телеграммой из Пскова запросил Алексеева, откуда у него сведения об успокоении в столице, и получил вечером 1 марта обескураживающий ответ, что они «получены из Петрограда из различных источников и считаются достоверными».

Что же на самом деле происходило тогда в Петрограде? На 28 февраля приходится апогей революционного террора – судов Линча с кровавыми расправами над офицерами, не примкнувшими к мятежу, над жандармами и полицейскими. По словам генерала К.И. Глобачева, «те зверства, которые совершались взбунтовавшейся чернью в февральские дни… не поддаются описанию. Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально разрывали на части. Некоторых распинали у стен. Некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям… Одного… пристава привязали веревками к кушетке и вместе с ней сожгли живьем». Так совершалась эта революция, слывущая «бескровной».

28 февраля к бунту присоединились матросы Кронштадта, названные вскоре потом «красой и гордостью революции». Ими были убиты военный губернатор Кронштадта адмирал Р.Н. Вирен и десятки офицеров. Усмирить «красу и гордость» удалось уже только в 1920 году, когда эти матросы, поучаствовавшие в свержении Царского, а затем и Временного правительства, попытались проделать то же самое с властью большевиков.

Утром 1 марта отряды мятежников с красными знаменами маршировали в сторону Таврического дворца, где их приветствовали члены Временного комитета и депутаты Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Туда же прибыл и великий князь Кирилл Владимирович во главе гвардейского экипажа, который он, как и самого себя, предоставил в распоряжение Временного комитета.

Как писал впоследствии лидер кадетской партии П.Н. Милюков, «к вечеру 27 февраля… была уже ясна вся глубина и серьезность переворота, неизбежность которого сознавалась… и ранее; и сознавалось, что для успеха этого движения Государственная Дума много уже сделала своей деятельностью во время войны… Никто из руководителей Думы не думал отрицать большой доли ее участия в подготовке переворота. Вывод отсюда был тем более ясен, что… кружок руководителей уже заранее обсудил меры, которые должны были быть приняты на случай переворота. Намечен был даже и состав будущего правительства».

Утром 28 февраля Временный комитет Думы по соглашению с Петроградским советом назначил своих комиссаров в министерства, законных начальников которых, министров, эти комиссары подвергали арестам. По распоряжению Родзянко комиссаром стратегически исключительно важного во время войны Министерства путей сообщения был назначен депутат Думы А.А. Бубликов. Взяв с собой перешедших на сторону революции двух офицеров и несколько солдат, он арестовал министра путей сообщения Э.Б. Кригер-Войновского. Вслед за тем он разослал по всей стране телеграмму следующего содержания: «По всей сети. Всем начальствующим. Военная. По поручению Комитета Государственной Думы сего числа занял Министерство путей сообщения и объявляю следующий приказ председателя Государственной Думы: “Железнодорожники! Старая власть, создавшая разруху во всех областях государственной жизни, оказалась бессильной. Комитет Государственной Думы взял в свои руки создание новой власти. Обращаюсь к вам от имени Отечества – от вас теперь зависит спасение Родины. Движение поездов должно поддерживаться непрерывно с удвоенной энергией. Страна ждет от вас больше, чем исполнение долга, – ждет подвига”».

Благодаря этой телеграмме весть о мятеже в Петрограде разнеслась по всей Российской империи, послужив сигналом оппозиционным и радикальным кругам к захвату власти в губернских и уездных городах, которые, однако, в первые дни революции лишь в редких случаях оказались успешными. Позже Временное правительство сместило всех губернаторов, назначив вместо них своих комиссаров. Начальникам железнодорожных станций А.А. Бубликов разослал приказ не выпускать воинских поездов, направлявшихся в столицу со станций без разрешения Временного комитета Думы. Эта телеграмма продиктована была страхом перед прибытием в Петроград верных императору воинских частей. Генерал М.В. Алексеев не предпринял никаких шагов, чтобы отстранить Бубликова от контроля над железнодорожным транспортом и поставить транспорт под прямое подчинение Ставки.

***

1 марта Петроградский совет издал резолюцию, которая вошла в историю под названием «Приказ № 1». В нем предписывалось в целях защиты революции провести в армии реформу, фактически лишавшую ее боеспособности, а именно: солдаты обязаны были образовать солдатские ротные, батальонные и полковые комитеты; впредь войска должны были подчиняться по всем политическим вопросам Совету рабочих и солдатских депутатов, а в каждой части и подразделении – солдатским комитетам; приказы Временного комитета Думы армия должна была исполнять лишь после их санкционирования Петроградским Советом. Приказом № 1 предписывалось держать оружие под контролем солдатских комитетов и не выдавать его офицерам; вводилось равноправие солдат и офицеров вне строя, отменялось титулование офицеров и отдание чести. В Петроградском гарнизоне, который объявил о своем подчинении Совету, этот приказ был проведен в самый день его издания, а на следующий день он был опубликован.

Генерал Алексеев понимал, что исполнение этого «приказа» приведет к неизбежному развалу армии, тем не менее он не захотел или не решился прибегнуть к мерам, направленным на подавление мятежа, штабом которого стал Петроградский Совет, и на восстановление порядка в столице. Алексеев направил императору Николаю через командующего Северным фронтом генерала Н.В. Рузского, в ставку которого в Псков прибыл государь, телеграмму, в которой настаивал на капитуляции: «Беспорядки в Москве, без всякого сомнения, перекинутся в другие большие центры России, и будет окончательно расстроено и без того неудовлетворительное функционирование железных дорог. А так как армия почти ничего не имеет в своих базисных магазинах и живет только подвозом, то нарушение правильного функционирования тыла будет для армии гибельно, в ней начнется голод и возможны беспорядки. Революция в России – а последняя неминуема, раз начнутся беспорядки в тылу, – знаменует собой позорное окончание войны со всеми тяжелыми для России последствиями. Армия слишком тесно связана с жизнью тыла, и с уверенностью можно сказать, что волнения в тылу вызовут таковые же в армии. Требовать от армии, чтобы она спокойно сражалась, когда в тылу идет революция, невозможно. Нынешний молодой состав армии и офицерский состав, в среде которого громадный процент призванных из запаса и произведенных в офицеры из высших учебных заведений, не дает никаких оснований считать, что армия не будет реагировать на то, что будет происходить в России…

Пока не поздно, необходимо принять меры к успокоению населения и восстановить нормальную жизнь в стране. Подавление беспорядков силою, при нынешних условиях, опасно и приведет Россию и армию к гибели. Пока Государственная Дума старается водворить возможный порядок, но если от Вашего Императорского Величества не последует акта, способствующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю Ваше Величество, ради спасения России и династии, поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия, и поручить ему образовать кабинет. В настоящее время это единственное спасение. Медлить невозможно, и необходимо это провести безотлагательно. Докладывающие Вашему Величеству противное бессознательно и преступно ведут Россию к гибели и позору и создают опасность для династии Вашего Императорского Величества».

Великий князь Сергей Михайлович также просил генерала Н.В. Рузского доложить Николаю II о том, что необходимо принять меры, предложенные генералом Алексеевым, и советовал назначить главой правительства М.В. Родзянко.

Поздним вечером 1 марта император Николай II принял генерала Рузского, пытавшегося убедить царя в преимуществах конституционной монархии в сравнении с монархией самодержавной, которые он находил в том, что конституционный монарх не несет ответственности за происходящее в стране. Но именно это обстоятельство и делало конституционную монархию для святого царя неприемлемой формой правления, поскольку он был убежден, что долг нести ответственность за управление государством возложен на него Самим Богом. У царя было еще одно и уже прагматическое соображение, которое удерживало его от согласия предоставить формирование правительства Временному комитету Думы. Он знал о неспособности тех деятелей, которых предполагалось включить в это правительство, к управлению государством, тем более в условиях войны. Ловко упражнявшиеся в ораторском искусстве политики были совершенно не готовы к тому, чтобы держать в руках бразды правления.

Рузский, однако, настаивал на необходимости дать согласие на формирование «ответственного кабинета» и делал это в грубой бесцеремонной форме: он топал ногами и стучал рукой по столу, о чем император рассказал после отречения своей матери императрице Марии Федоровне при свидании с нею в Могилеве. Хамская бесцеремонность Рузского оставила след в сердце царя, и впоследствии, уже в тобольской ссылке, он говорил одному из своих собеседников: «Бог не оставляет меня, Он дает мне силы простить всех моих врагов и мучителей, но я не могу победить себя еще в одном: генерал-адъютанта Рузского я простить не могу!» В ночном разговоре с царем Рузский далеко вышел за рамки этикета взаимоотношений монарха и его подданного, и по существу дела он предъявлял царю ультиматум, опираясь на полную поддержку генерала Алексеева, как и он, вставшего на сторону революции, хотя царя он убеждал в том, что уступки с его стороны революцию предотвратят.

В обход высших генералов, продолжавших контролировать военную машину, царь действовать не мог, и он понял, что власть вырвана из его рук.

***

Поздним вечером 1 марта в Ставке был составлен проект манифеста об учреждении правительства, ответственного перед Думой, во главе с Родзянко. Подпись под этим проектом поставил генерал Алексеев. Так эти два высших военачальника Алексеев и Рузский перешли Рубикон. По российским законам за предпринятые ими действия, направленные на ограничение власти самодержца, они подлежали смертной казни. Путь назад, к исполнению ими своего верноподданнического долга по подавлению вооруженного мятежа, был закрыт.

В ситуации, когда высшее командование встало на сторону революции, подавить ее малой кровью стало уже невозможно. Переломить ход событий можно было уже только ценой масштабной гражданской войны, при этом шансы на победу в этой войне сил, преданных царю, было не много, не говоря уже о том, что при любом исходе братоубийственной смуты Россия обрекалась ею на поражение в войне с внешним врагом. Взять на себя ответственность за ведение такой войны святой император не мог. Поэтому он стал искать выход из сложившейся трагической ситуации и в конце концов в присутствии министра двора графа Фредерикса подписал телеграмму, которой давал санкцию на публикацию составленного М.В. Алексеевым манифеста о формировании правительства во главе с Родзянко. Но, убежденный в негодности конституционной монархии для России, император с этого момента уже не хотел держаться за одну только декоративную видимость верховной власти, оставленной ему после того, как он дал согласие на формирование «ответственного министерства», столь вожделенного для многих поколений российских либералов, по удивительному легкомыслию видевших в парламентаризме панацею от всех бед.

Генералу Н.И. Иванову Николай II в ночь на 2 марта отправил телеграмму: «Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать»; а генерал Рузский тогда же приказал остановить продвижение войсковых частей, выделенных для подавления мятежа, в сторону Петрограда и возвратить их на фронт. Командующим двух других фронтов, на которые возложена была обязанность отрядить части для участия в наведении порядка в столице, он направил телеграммы, в которых предлагал им отменить ранее отданные приказы об отправке войск в Петроград. На этом сопротивление вооруженному мятежу прекратилось.

Между тем вырванное из рук императора согласие на формирование правительства во главе с М.В. Родзянко к вечеру 1 марта уже устарело. К тому времени кадетская фракция Временного комитета Думы, опираясь на поддержку Петроградского Совета, настояла на формировании правительства иного состава, с кадетским большинством и участием в нем представителя Петроградского Совета социалиста А.Ф. Керенского. Во главе этого правительства решено было поставить не октябриста Родзянко, но одного из кадетских лидеров князя Г.Е. Львова. В результате переговоров представителей Временного комитета, бюро Прогрессивного блока, ЦК кадетской партии и Петроградского Совета было достигнуто соглашение о том, что правительство объявит политическую амнистию, отменит сословные и вероисповедные ограничения в правах, заменит профессиональную полицию народной милицией, объявит о начале подготовки к выборам в Учредительное собрание и органы местного самоуправления и – что было главным требованием представителей Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов – не станет разоружать и выводить из столицы войска, на штыках которых и сформирована была новая революционная власть.

***

Принято было и еще одно решение – потребовать от императора Николая II отречения в пользу сына с назначением регентом великого князя Михаила Александровича. М.В. Родзянко сообщил об этом решении генералу Алексееву телеграммой утром 2 марта, и тот приказал квартирмейстеру Ставки генералу А.С. Лукомскому связаться со ставкой Рузского, немедленно разбудить находившегося там царя и доложить ему о принятых в Петрограде решениях. Со своей стороны генерал Лукомский добавил, обращаясь к генералу Рузскому: «По моему глубокому убеждению, выбора нет, и отречение должно состояться. Надо помнить, что вся царская семья находится в руках мятежных войск, ибо, по полученным сведениям, дворец в Царском Селе занят войсками… Если не согласится, то, вероятно, произойдут дальнейшие эксцессы, которые будут угрожать царским детям, а затем начнется междоусобная война, и Россия погибнет под ударом Германии, и погибнет вся династия». Трудно сказать, чего тут было больше – искренних опасений за жизнь царских детей, которая и в самом деле находилась в опасности, или угрозы и запугивания, чтобы склонить царя к отречению.

Тогда же генерал Алексеев обратился по телеграфу к командующим фронтами с предложением направить в Ставку срочно свои мнения о предполагаемом отречении царя. К этому запросу он присовокупил собственное суждение на сей счет: «Его Величество в Пскове изъявил согласие учредить ответственное перед палатами министерство, поручив председателю Госдумы образовать кабинет. Последний ответил, что это было бы своевременно 27 февраля, в настоящее же время этот акт является запоздалым. Теперь династический вопрос поставлен ребром, и войну можно продолжать до победоносного конца лишь при исполнении предъявляемых требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича. Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армии и работа железных дорог находятся фактически в руках петроградского Временного правительства. Необходимо спасти действующую армию от развала, продолжать до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первый план хотя бы ценою дорогих уступок. Повторяю, что потеря каждой минуты может стать роковой для существования России и что между высшими начальниками действующей армии нужно установить единство мыслей и спасти армию от колебаний и возможных случаев измены долгу. Армия должна всеми силами бороться с внешним врагом, а решения относительно внутренних дел должны избавить ее от искушения принять участие в перевороте, который безболезненно совершится при решении сверху. Если вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать спешно свою верноподданническую просьбу Его Величеству через Главкосева. Между высшими начальниками действующей армии нужно установить единство мыслей и целей и спасти армию от колебаний и возможных случаев измены долгу».

Генерал М.В. Алексеев недвусмысленно подсказывал командующим фронтами ответ на поставленный им вопрос об отречении царя, тем самым оказывая на них давление. Командующие – великий князь Николай Николаевич, командовавший Кавказским фронтом, генералы В.В. Сахаров (Румынский фронт), А.А. Брусилов (Юго-Западный фронт), А.Е. Эверт (Западный фронт), – следуя подсказке генерала Алексеева, высказались в ответных телеграммах за отречение. Получив эти телеграммы, генерал Рузский доложил об их содержании царю. Царь попросил генералов, находившихся в ставке командующего Северным фронтом, высказать свое суждение об отречении. Они также высказались в пользу отречения.

В 3 часа дня царь принял решение, направив телеграмму генералу Алексееву: «Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай».

Когда царь сообщил о принятом им решении графу В.Б. Фредериксу, тот сказал: «Никогда не ожидал, что доживу до такого ужасного конца. Вот что бывает, когда переживешь самого себя». В разговоре с дворцовым комендантом В.Н. Воейковым государь так объяснил свое решение: «А что мне осталось делать – меня все предали, даже Николаша», имея в виду великого князя Николая Николаевича. Характеризуя события, произошедшие в феврале и марте 1917 года, и те, что предшествовали им, великий князь Александр Михайлович писал в своих «Мемуарах»: «Генерал Алексеев связал себя заговорами с врагами существующего строя, которые скрывались под видом представителей Земгора (князь Г.Е. Львов), Красного Креста (Гучков), Военно-промышленного комитета (А.И. Коновалов) и другими. Все эти генералы хотели, чтобы Николай II немедленно отрекся от престола. Это были генералы-изменники».

Некоторое время спустя после отречения в пользу наследника Алексея император обратился к своему личному врачу С.П. Федорову с просьбой со всей искренностью ответить ему на вопрос о здоровье сына, которому он передавал престол, и возможно ли его выздоровление. Тот ответил, что «чудес в природе не бывает» и что Алексею Николаевичу придется жить в семье регента. После этого Николай II принял решение: не подвергать жизнь больного сына сугубой опасности, оставить его при себе и отречься в пользу брата Михаила.

В Псков к императору прибыли лидеры думских фракций октябристов А.И. Гучков и националистов В.В. Шульгин. При встрече с царем Гучков, докладывая о развитии событий в Петрограде и словно оправдываясь, утверждал, что никто не планировал и не готовил волнения в столице и что надо любой ценой предупредить распространение беспорядков в действующей армии, а выход из сложившейся ситуации один – отречение в пользу сына, на что император ответил, что он принял иное решение – передать престол брату, чтобы не разлучаться с сыном. Гучков сказал на это, что они уважают отцовские чувства царя и принимают его решение. Представители Временного комитета Думы привезли с собой заранее заготовленный проект акта об отречении. Император сказал, что у него есть иной текст, редакция которого была составлена в Ставке. В результате короткого обсуждения сложился согласованный текст.

Отречение

В 23 часа 40 минут 2 (15) марта император Николай II передал А.И. Гучкову и В.В. Шульгину «Манифест», текст которого гласит: «В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственною Думою, признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему, вместе с представителями народа, вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и силы. Да поможет Господь Бог России».

Кроме этого манифеста император Николай II поставил свою подпись под еще двумя актами: указом Правительствующему Сенату об увольнении прежнего состава Совета министров и о назначении князя Г.Е. Львова новым главой правительства и приказ по армии и флоту о назначении великого князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим.

После отречения Николай II записал в своем дневнике: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется соц.-дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2½ ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я поговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!»

Без царя

Узнав ранним утром 3 марта об отречении царя в пользу брата, члены Временного правительства поспешили встретиться с Михаилом. Встреча с ним состоялась на его квартире. Большинство министров, включая премьера князя Г.Е. Львова, а также председатель Временного комитета Думы Родзянко советовали Михаилу не брать на себя верховную власть. Иную точку зрения высказали тогда П.Н. Милюков и А.И. Гучков. Кадетский лидер Милюков сказал, что «правительство одно, без монарха… является утлой ладьей, которая может потонуть в океане народных волнений; стране при таких условиях может грозить потеря всякого сознания государственности и полная анархия раньше, чем соберется Учредительное собрание. Временное правительство одно без него не доживет». Выслушав ту и другую сторону, Михаил решил подписать предложенный ему акт о неприятии верховной власти до созыва Учредительного собрания и принятия им решения о государственном строе.

Вечером 3 марта Николай II прибыл в Могилев в Ставку, где его встречал начальник штаба М.В. Алексеев вместе с другими генералами. Алексеев сообщил ему об отказе Михаила Александровича от восшествия на престол. Николай II позже писал в своем дневнике: «Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились – лишь бы так продолжалось дальше».

На следующий день император встретился с прибывшей для свидания с сыном императрицей Марией Федоровной, записавшей потом в своем дневнике: «Дорогой Ники встретил меня на станции. Горестное свидание! Он открыл мне свое кровоточащее сердце, оба плакали. Бедный Ники рассказывал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Сначала пришла телеграмма от Родзянко, в которой говорилось, что он должен взять всё с Думой в свои руки, чтобы поддержать порядок и остановить революцию; затем – чтобы спасти страну, предложил образовать новое правительство и… отречься от престола в пользу своего сына (невероятно!). Но Ники естественно не мог расстаться со своим сыном и передал трон Мише! Все генералы телеграфировали ему и советовали то же самое, и он… подписал манифест. Ники был неслыханно спокоен и величественен в этом ужасно унизительном положении».

Но не все генералы, подобно командующим фронтами, отвернулись от своего императора и предали его. 4 марта командующий Гвардейским кавалерийским корпусом Г. Хан Нахичеванский отправил в Ставку телеграмму: «До нас дошли сведения о крупных событиях. Прошу Вас не отказать повергнуть к стопам Его Величества безграничную преданность гвардейской кавалерии и готовность умереть за своего обожаемого монарха». Командующий 3-м конным корпусом Румынского фронта генерал Ф.А. Келлер обратился к святому царю с телеграммой: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, царь, придем и защитим Тебя». Узнав о содержании этой телеграммы, командующий Румынским фронтом генерал В.В. Сахаров приказал Ф.А. Келлеру сдать командование корпусом, угрожая ему обвинением в государственной измене.

5 марта 1917 года исполком Петроградского Совета принял постановление об аресте всей царской семьи, конфискации ее имущества и лишении принадлежащих к ней лиц гражданских прав. Исполняя это постановление, Временное правительство 7 марта 1917 года со своей стороны приняло решение, запись о котором была внесена в журнал в следующем виде: «Слушали: 1. О лишении свободы отрекшегося императора Николая II и его супруги. Постановили: 1. Признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село». Правительство направило в Могилев специальную комиссию во главе с А.А. Бубликовым, чтобы доставить Николая II в Царское Село.

Утром 8 марта в губернаторском доме Могилева состоялась прощальная встреча царя с генералами и офицерами Ставки, после чего он отбыл в Царское село, где тогда находилась его семья. Перед отъездом Николай II издал прощальный приказ войскам, в котором говорилось: «В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска. После отречения моего за себя и за сына моего от престола Российского власть передана Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять Россию от злого врага. В продолжении двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. Кто думает о мире, кто желает его – тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестную нашу великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайте ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу. Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе святой великомученик и победоносец Георгий».

8 (21) марта генерал Л.Г. Корнилов, назначенный командующим войсками Петроградского военного округа, явившись в Царское Село, лично объявил святой императрице Александре Федоровне о ее аресте. Император Николай II прибыл в Царское и соединился там со своей семьей 9 марта. Охрана дворца обращалась с этих пор к содержавшемуся под арестом святому царю как к полковнику Романову.

Так началась Голгофа царя и его венценосной семьи, которой предстоял страстотерпческий подвиг, и это было также началом Голгофы ввергнутого в смуту русского народа, потому что Временное правительство оказалось абсолютно неспособным управлять страной и армией. Опыт олигархического правления, предпринятый либеральными политиками, дорвавшимися в 1917 году до власти, которую они не сумели удержать, оказался столь же губительным для России, как и тот, что предпринят был за три столетия до этой новой смуты, во времена семибоярщины.

Британский взгляд

Узнав о падении царской власти, премьер-министр союзной Великобритании с торжеством доложил парламенту: «Одна из целей войны достигнута», – тем самым цинично обнажив роль своей дипломатии и разведки в русской революции. Другой и более масштабный государственный деятель, впоследствии также премьер-министр, У. Черчилль писал в своей книге, посвященной Первой мировой войне: «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией и Колчак – флотом. Кроме того, никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте – иными словами, – держаться; вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы. В марте царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна.

Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна.

В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывал работу, кто начертывал план борьбы: порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет верховной ответственности. Почему отказывать Николаю II в этом суровом испытании? Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или устоять? Вот – поля сражений Николая II. Почему не воздать ему за это честь? Самоотверженный порыв русских армий, спасший Париж в 1914 году; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 года непобедимой, более сильной, чем когда-либо, – разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки, большие и страшные, тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру, – к этому моменту выиграл войну для России.

Вот его сейчас сразят. Вмешивается темная рука, сначала облеченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех его любящих предают на страдание и смерть. Его усилия преуменьшают; его действия осуждают; его память порочат… Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным? В людях талантливых и смелых; людях честолюбивых и гордых духом; отважных и властных – недостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю, заживо, как древле Ирод, пожираемая червями».

Зная о причастности Британии к тому, что произошло в России, трудно сказать, чего больше в этой пафосной тираде – искреннего сочувствия или циничного злорадства, но в любом случае это слова умного и наблюдательного человека, в которых много правды.

***

Ключевое значение в гибели Российской империи в февральские дни 1917 года имела измена генералов, вставших на сторону революции, потому что, если бы они оставались верными присяге, военный мятеж в столице был бы подавлен. Но это предательство только вершина айсберга в конгломерате причин бедствия, пережитого Россией в начале XX века. Более обстоятельный разговор о тех глубинных и долгих процессах, которые вылились в конце концов в революцию, потребует отдельной статьи.

Протоиерей Владислав Цыпин
Православие.ру