[05.09.2012] Человек многолик
Человек многолик. Особенно женщины. Вернее, на них заметнее то, о чем сказать хочется. Вот она дома, погруженная в быт, как рыба – в воду. Домашняя одежда, уставший вид, морщинки под глазами и в уголках рта. А вот она же после парикмахерской, да в новом платье, да с огоньком во взгляде перед походом в гости к важным людям на семейный праздник. Кто скажет, что это один и тот же человек, если даже родной муж смотрит на нее в это время удивленным и восторженным взглядом? Или вот девчонка идет по современному большому городу. В ушах – наушники плеера, взгляд вроде блуждающий и расслабленный, но на самом деле напряженный. Во рту – жвачка, на запястье – «фенечка», джинсы, продранные специально в нескольких местах. Но вот она же заходит в храм помолиться. Разве не бывает, чтобы человек со жвачкой во рту и в драных джинсах помолиться зашел? Очень даже бывает. А вдруг у нее с парнем отношения разладились? А вдруг у нее мать серьезно болеет? А вдруг у нее просто на душе плохо и хочется перед Богом на колени встать? И вот заходит она в храм. Ей у входа дают платочек и юбку до пола на резинке (есть такая умная практика в очень многих местах). И вот уже она в платке и юбке стоит на коленях перед образом Скоропослушницы. Глаза влажные отражают мерцанье свеч, губы молитву шепчут, и совсем не узнать в ней ее же саму, которая сегодня утром курила с подругами у подъезда. Все это означает, что человек многолик, и в разных ситуациях его в нем самом узнать сложно.
* * *
Теперь я о «своем» говорить буду, потому что всяк сверчок должен знать свой шесток. Мы, священники, видим свою паству в основном только в храмах. А в храме присутствует не «весь человек». Эмпирический человек, который стоит в очередях, ругает детей за плохие отметки, планирует домашний бюджет, пьет снотворное от бессонницы и прочее, прочее, в храме не виден. Сего-то человека мы не видим и, может быть, не знаем. И вот если мы его не знаем, то есть и нужды его, и быт его, страхи его и надежды его от нас далеки, как прошлогодний снег, то ситуацию эту иначе, как катастрофой, назвать нельзя.
Какой человек приходит в храм? Скорее всего – сокровенный и внутренний. Тот самый скрытый за привычной внешностью человек, который в быту повседневном иногда сам себя стыдится за свои религиозные порывы. В храме ему хорошо, а в миру он свою веру боится на показ выставить. Насмешек боится или кривых взглядов. Поэтому человек раздваивается. Он словно натягивает на себя в повседневности кучу одежек и накладывает грим. В воскресенье же или праздники он приходит в храм и дает тому внутри живущему человеку свободно подышать и расправить плечи. Так дела обстоят у многих, потому что число прихожан, живущих верой постоянно и свидетельствующих о вере, у нас не очень велико. Некоторые люди почему-то даже отворачиваются, увидев знакомое по богослужению в храме лицо на улице или в магазине. Отчего это? Самих себя, вероятно, стыдятся, стыдятся верующими быть не раз в неделю, а всегда. Или не хотят новых знакомств и неуместных разговоров. Или еще что. Но мы, священники, ни от кого отворачиваться нигде не должны.
* * *
Наша паства везде. Имеется в виду наша отчасти уже потерянная, отчасти еще не вовлеченная в молитвенную жизнь паства. Если пойти, скажем, в торговый центр и сесть за столик в одном из кафе (где-нибудь выше первого этажа для увеличения обзора), то можно смотреть и думать. Вот семейная пара выбирает солнцезащитные очки. Их легко представить в храме просящими уделить им время, чтобы поговорить о будущем венчании. Вот дети на руках у матерей тычут пальчиками в аквариум с экзотическими рыбками. Этих мам с детьми тоже нетрудно представить в храме на крещении. Все эти люди, которых так много вокруг, которые играют в боулинг, едят мороженое, катаются на роликах, едут вверх-вниз на эскалаторах… все они или большинство из них появляются в храмах время от времени в воскресные дни и праздники. Но все же это – неохваченная в полной мере молитвой наша паства. У многих из них на груди – крестики, и в лучшие моменты своей жизни они не чужды умиления, молитвенного восторга, благодарности Богу, жертвенного порыва. Но это именно – в лучшие моменты своей жизни, которые стоят особняком в ряду обычных будней и привычного поведения. А в обычные дни у нас на них нет времени и им до нас нет дела. В обычное время их головы набиты обрывками телевизионных новостей и желанием где-то заработать побольше денег. В обычные дни жизнь их (и наша) идет по своим, падшим, неевхаристическим законам. Так бы она и зачахла вовсе, если бы не оживляющее ежевоскресное действие литургии.
* * *
О чем я хочу сказать? О том, что паству свою надо знать и любить. А паства эта состоит вовсе не из тех только, кого мы видели в минувшее воскресенье у Чаши. Она состоит также из тех крещеных, но не воцерковленных людей, которых только предстоит привести в храм и научить не выбегать из него до отпуста. Вот они, эти люди, в супермаркетах и на базарах, на пляжах и стадионах, на заправках и в пиццериях. К их речам стоит прислушаться. В их глаза стоит всмотреться. Эта паства многолика, как в смысле своей многочисленности, так и в том смысле, что один и тот же человек бывает сам на себя не похож в разных ситуациях.
Протоиерей Андрей Ткачев
Православие.ру