[08.02.2022] Гей-толерантность: куда идет «парад»?
– Мне кажется, что в русле этой проблемы – терпимости, необходимости как-то взаимодействовать и находить общий язык – было бы неплохо обсудить еще одно довольно пикантное явление современного социума, а именно наши – «горячо любимые» – секс-меньшинства. Понятно, что это не самый насущный «богословский» вопрос: как правильно относиться к представителям этой группы людей и как с ними взаимодействовать. Тем не менее тема эта стала настолько заметной частью нашей жизни, что не обсуждать ее невозможно, да и, наверное, неправильно...
– Прошу прощения, я Вас немного перебью...
– То есть мы не будем об этом говорить?
– Нет, будем обязательно. Просто когда Вы употребили слово «терпимость», то у меня, человека воспитанного на классической литературе, в том числе русской, оно невольно вызвало ассоциации со словосочетанием «дом терпимости». И других ассоциаций почему-то нет... Для христианства характерна любовь и снисхождение к грешнику, но не снисхождение к греху. А та терпимость, о которой очень часто говорится в современном обществе, подразумевает под собой не терпимость к людям, а терпимость к явлениям, в том числе страшным, порочным. И такой терпимости место лишь в доме терпимости, и ни в коем случае не в Доме Божием, которым является Церковь. И эта тема не стала... как Вы сказали, чем она стала?
– Заметной частью нашей жизни...
– И какой еще... неотъемлемой?
– Нет, пока только заметной, хотя для кого-то, наверное, и неотъемлемой.
– Так вот, эта тема не стала ни заметной, ни неотъемлемой: она вообще не стала частью нашей жизни, слава Богу. Ее делают заметной искусственно. И усилия к этому прикладываются гигантские, причем я бы не стал говорить о том, что силы, которые в этом процессе задействованы, принадлежат только лишь этим самым секс-меньшинствам. Иначе надо было бы признать как факт, что огромная армия журналистов печатных и электронных СМИ, муссирующих эту тему,– это всё люди, для которых обсуждаемая тема действительно стала частью их собственной жизни.
Зачем же этот порок так раскручивается, рекламируется, я бы сказал, пропагандируется? На мой взгляд, главная цель «раскрутчиков» и «пропагандистов» – разрушение традиционных основ, которые являются скелетом жизни любого здорового общества. И если попытаться проследить ретроспективу, то можно увидеть, что было время – если взять Советский Союз, а потом Россию,– когда за то, о чем сегодня говорится как о чем-то «естественном», полагалась уголовная статья. И можно спорить относительно того, жестоко это или не жестоко, но наличие такого ограничения сохраняло очень многих людей от сползания в эту страшную, гибельную для человека область неправильно трактуемой свободы.
Потом статья была отменена, и повсеместно принялись писать о том, что это не так уж плохо и что вообще нужно прощать людям эту «слабость». Позже начали говорить об этом как о варианте нормы. А сейчас в некоторых случаях можно даже услышать от отдельных ораторов, что это не просто вариант нормы, а нечто, чему надо давать преимущество.
Вот у нас, к примеру, в Саратове, в Государственном техническом университете защищалась диссертация, написанная как раз, насколько я знаю, представительницей такой группы граждан. Основная мысль этого «научного» труда заключалась в том, что то, о чем мы говорим, не просто вариант нормы, а нечто норму превосходящее и что норма – это только лишь некая ущербная форма взаимоотношений, а подлинная любовь именно такая. И эта диссертация на соискание кандидатской степени была защищена. Представляете, что напишет автор в диссертации на докторскую степень?
– Трудно даже представить... Но похоже, что защита диссертаций, посвященных «пикантной слабости», стала уже неким новым трендом. Гомосексуализму явно пытаются придать научное оправдание, хотя организатор московских гей-парадов Николай Алексеев, сошедшийся как-то в программе «Поединок» с Александром Хинштейном, слезно жаловался, что ему не дали защитить диссертацию в МГУ как раз по причине его нетрадиционной ориентации. Помнится, программа по рейтингу побила все рекорды...
– Если диссертация была аналогична той, что защищалась в саратовском «политехе», то можно только порадоваться, что в МГУ все-таки есть гораздо более духовно и душевно здоровые люди, которые смогли этому поставить какой-то барьер. Но таких диссертаций по России действительно защищается немалое количество: и ведь кто-то выделяет на это гранты! И на самом деле, почему у нас не выходят на уличные демонстрации люди традиционной сексуальной ориентации? Почему они не ходят с плакатами и не отстаивают свои права?
– Может, потому, что их права пока никто не ущемляет, в отличие от прав секс-меньшинств?
– Никто не ущемляет? Так это ненадолго. Если все будет идти так, как идет сейчас, то даже мы можем дожить до времени, когда «секс-меньшинствами» станут люди, для которых нормальная семья, где есть муж, жена и дети, остается традиционным укладом жизни.
– Некоторые считают, что норма – вещь относительная. Сегодня правильно жить так, завтра иначе...
– Зачем Господь сотворил мужчину и женщину, зачем Он дал заповедь плодиться и умножаться, если все можно устроить каким-то другим путем? Совершенно очевидно,
что какой-то один естественный порядок существовал. И понятно, что нарушение этого порядка – это все-таки определенная духовная, душевная, а порой и просто психическая болезнь. Так зачем к этому относиться терпимо?
– Вопрос, конечно, интересный, и один из вариантов ответа: гомосексуализм–это не вина этих людей, а некий труднообъяснимый изъян природы, от которого они, быть может, сами страдают. Не ломать же нам нашу природу в угоду социальной норме, говорят они. Или все-таки ломать?
– Дело в том, что человек, живущий в Церкви, знает ответ на этот вопрос. Этот ответ заключается в том, что каждый человек, невзирая на то, насколько он верующий, церковный, обязательно сталкивается с какими-то искушениями и соблазнами, которые, как правило, исходят из его природы, такой же падшей, испорченной, искаженной грехом природы, как и природа тех людей, которых называют сексуальными меньшинствами. Только верующий человек знает, что с этими порывами и бесчинством своей природы ему необходимо бороться, что бы это ни было,– будь то блудная страсть, чревоугодие, гнев или что-то другое. И то, о чем мы говорим, по сути ничем не отличается от тех искушений, с которыми сталкивается любой «нормальный человек».
Почему в кавычках – потому, что все мы до известной степени «ненормальны», то есть повреждены, изломаны грехом. Вот поэтому говорить о том, что с этим невозможно бороться, нельзя ни в коем случае. Вместе с тем, если посмотреть на данные психологов и психиатров, необходимо признать, что есть определенный процент людей, как Вы говорите, больных, а есть процент «пограничников», и он очень высок. И вот все эти «пограничники», из-за бесконечно муссирующейся темы толерантности по отношению к сексуальным меньшинствам, сползают к этим самым меньшинствам и тоже теряют возможность иметь нормальную, полноценную семью, детей, жить той жизнью, которая и Богом, и здоровым человеческим обществом любому человеку заповедана.
– Значит, Вы все-таки склонны считать, что это «проклятый Запад» разлагает наше общество? Раз уж Вы говорите о грантах, на которые в России защищаются диссертации и расшатываются устои...
– Ничего подобного. Что, разве сам Запад не разлагаеся? И кто тогда его разлагает – Восток? Нет. Просто мы живем в то время, когда больное, греховное, противоестественное начинает доминировать над здоровым и естественным, потому что первое более агрессивно и более цинично.
– Но если все люди, как Вы говорите, больны тем или иным грехом и нет большой разницы, каким именно, почему только к представителям нетрадиционной ориентации некоторые священники относятся как к прокаженным? Нет ли в этом какой-то странной пристрастности?
– Мне случается о многих вещах говорить со своими собратьями-священниками, и я не могу вспомнить, чтобы хоть раз наш разговор касался того, как надо относиться к сексуальным меньшинствам...
– Может, лично Вы этой темы и не касались, тем не менее в обществе бытует мнение, что Церковь относится к этим людям крайне неприязненно.
– Ну а как тут говорить о приязни? Может ли Церковь относиться с приязнью к тому, что является грехом, к тому, что является злом? Наверно, тогда она не была бы Церковью. Но принцип, который в одинаковой степени присущ и Церкви как таковой, и христианству как таковому, и святым подвижникам Церкви, и любому нормальному священнику,– это принцип отношения с ненавистью ко греху и с жалостью, состраданием ко грешнику.
– А Вы уверены, что все священники и прихожане хорошо понимают эти тонкости и не путают одно с другим?
– Я не видел священников, которые бы ненавидели гомосексуалистов, лично мне такие священники не встречались. И поверьте, что не так мало людей, которые теоретически могли бы принадлежать к меньшинствам, приходит в храм и действительно пытается со своей немощью бороться. Правда, те, кто приходит, это, скорее, люди, которые находятся в пограничном состоянии. Это те, кого реклама этого порока просто увлекла, хотя они сами не знают, зачем им это надо.
Мы сталкиваемся не с единицами, а со значительным количеством людей, которые приходят в храм, уже попробовав всего, и говорят: а я сам не знаю, зачем мне это было нужно. А объясняется все тем, что человек смотрел телевизор, ходил в кино, читал современную литературу и подумал, что это нужно. Помочь такому человеку бывает нелегко, потому что порок въедается глубоко в душу и вытравить его сложно. Но помогать – наш христианский долг. Так и проявляется различение греха и грешника.
Если же говорить о людях, которые из года в год выходят в Москве на улицу и устраивают бойню с участниками запрещенного властями гей-парада, то я убежден, что, поступая так, они свидетельствуют самым худшим образом о Церкви и о нормальной, здоровой части общества; убежден и в том, что вместе с запретом гей-парада нужно в придачу запрещать и выход на улицу всех этих ребят, которые устраивают там побоище, потому что одни – хочется сказать «сумасшедшие», но нельзя: нас за это осудят – выходят на улицу для того, чтобы там демонстрировать свое бесстыдство, а другие – чтобы набить им за это морду. И я бы не сказал, что второе намного лучше первого, потому что убежден: если человек действительно болеет сердцем по этому поводу, он не пойдет никому морду бить.
– Хотите сказать, что организаторам гей-парадов только это и нужно – показать, насколько «дикие» в России нравы и как сильно здесь ущемляются гражданские права?
– Конечно. Чем более они гонимы, тем они сильней. У меня даже иногда появляется мысль: уж не участники ли этих несостоявшихся гей-парадов проплачивают свое собственное избиение?.. Потому что те люди, которые с ними дерутся на улице, совершенно очевидно не проникнуты христианским духом. Но вместе с тем мне не совсем ясно: каков, что называется, посыл этого гей-парада? Люди занимаются многими постыдными вещами сокровенно, в тиши своих квартир, сокровенно в глубине своих сердец, и это дело их совести и Божиего суда. Но зачем это выносить на всеобщее обозрение?
– Посыл тот, что они страдают от насилия, что их лишают многих прав, превращая в людей второго сорта.
– Но это неправда. Вот Вы в своей среде наверняка знаете какое-то количество людей, этим недугом одержимых. Их кто-то обижает, бьет? Нет? При этом с самых древних, античных времен хорошо известно, что люди, принадлежащие к этой части человечества, очень хорошо умеют организоваться, держатся друг за друга и проявляют в борьбе против чего-либо просто завидное упорство и завидную настойчивость.
– Вместе с тем у меня остается вопрос: как пресловутая ориентация, будь она неладна, должна влиять на мое личное отношение к конкретным людям? Должна ли я менять свое отношение к уважаемому мной человеку, если он гей? Когда, к примеру, я вижу, как горячо любимый мной Элтон Джон выходит замуж в женском подвенечном платье, это вызывает, конечно, какое-то дикое чувство...
– Да я смотрю, Вы гомофобна...
– Не смейтесь. Это на самом деле горько...
– Причем скрытая. Или все-таки явная?
– Уж лучше скрытая... А с другой стороны, я не могу ненавидеть его за это, могу только жалеть.
– А кто говорит о ненависти к человеку? Мне вот, к примеру, его тоже жалко... Знаете, у меня есть один знакомый, который, когда только налаживал у себя в магазине торговлю наиболее известными мировыми брендами одежды, обуви, часов, достаточно много ездил по различным западным модельным агентствам и домам моды. И в этот период он для себя сделал открытие, касающееся того, почему такое огромное количество модельеров на сегодняшний день полностью отдались вот этим самым противоестественным наклонностям, о которых мы говорим. Он объясняет: «Я посмотрел на тех всемирно известных моделей, которых люди просто боготворят,– посмотрел не на подиуме, а в ситуации, когда приезжает какой-то клиент и тот или иной модельер просит их примерить коллекцию одежды. Здесь они уже ничем не отличаются от чернорабочих. И вот то, что в жизни этого модельера десять, сто, пятьсот таких моделей, которых он разве что не материт – а порой и материт,– его делает настолько пресыщенным, что ему эта область жизни полностью перестает быть интересной». Когда человек пресыщается грехом, он может найти удовлетворение только в большем грехе. И все то, о чем мы говорим, лежит примерно в этой области – это следствие пресыщенности и опустошенности.
– Вы говорите о пресыщенности, но она обычно наступает в зрелом возрасте, а наклонности развиваются в детстве, и происходит это, как утверждают медики, из-за каких-то загадочных хромосом. А с хромосомами, извините, не поспоришь...
– Во-первых, пресыщенность не всегда приходит в зрелом возрасте, все зависит от того, насколько «интенсивно» человек живет. Во-вторых, что можно сказать о хромосомах ребенка, которому, допустим, нравится отрывать головы голубям, для которого предел мечты – повесить на дереве кошку, содрать шкуру с бездомной собаки? Таких детей то- же хватает, и их чем дальше, тем больше. У них тоже что-то с хромосомами не в порядке? Да нет, это, скорее, болезнь души, из-за которой ему можно сострадать, но рекламировать ее не надо. И позволять этим больным людям рекламировать себя тоже не надо.
Я как-то раз случайно услышал на «Эхе Москвы» передачу, суть которой заключается в том, что приглашается в студию какая-то семья и с этой семьей обсуждаются разные вопросы современной действительности. Но в данном случае семья была не очень традиционной: это были два молодых человека, совместно живущих, причем оба были выпускниками военного училища, работающими в бизнесе, и, судя по всему, достаточно успешно. И меня поразила следующая вещь: они в своих суждениях были гораздо более здравы, нежели ведущая. Они были гораздо более патриотичны, гораздо более ответственны, и когда она стала им говорить, что они «ведь должны бороться за право усыновлять детей», они сказали, что нет, не должны: «Такого рода союзы, как наш,– сказали они совершенно честно,– очень часто распадаются, потому что это все-таки нетрадиционная форма сосуществования. А что тогда делать с детьми?».
Я это послушал, и мне стало очень больно. Я прекрасно понимал, что еще 20–30 лет назад эти два человека нашли бы себя в жизни совершенно иначе. Они скатились в ту яму, в которой оказались благодаря современной псевдо-культуре. Они не больные люди, и никакой медик не нашел бы в них «неправильных хромосом». Нет, это следствие некоего извращения сознания, происходящего под давлением общественных течений. Люди очень подвластны этому, они очень управляемы, если нет твердого стержня.
– Подводим итог: Вы считаете, что гомофобия – это миф и она не характерна для нашего общества?
– Нет, абсолютно нехарактерна. Я еще раз говорю: если человек не выпячивает это свое противоестественное влечение и не оскорбляет людей, придерживающихся традиционных пока еще взглядов, своими действиями, поступками, то его никто не будет гнать и обижать. К примеру, замужняя женщина встречается с женатым мужчиной. Наверно, если она везде будет это демонстрировать, у определенной части ее знакомых и у определенной части общества это будет вызывать чувство осуждения. Если же она этот грех будет совершать втайне, об этом просто никто не узнает, кроме Бога.
Почему в данном случае эти люди буквально задаются целью быть видимыми всеми? Они хотят что-то продемонстрировать обществу? Но пусть тогда несут все издержки, которые за этим последуют. Если же они просто хотят так жить, то нет необходимости это рекламировать и кого-то в это вовлекать.
– Ну как нет необходимости. Вот они хотят вступать в браки, а им не разрешают. Значит, необходимость есть...
– А разве это не естественно – не разрешать гомосексуальные браки? Есть некое традиционное представление о браке, сложившееся на протяжении тысячелетий. И естественным атрибутом брака является рождение ребенка. То, что предлагают эти люди как форму сожительства, не является браком по определению. Если они хотят жить вместе, в современном обществе им никто этого запретить не может. Но создавать брак и усыновлять-удочерять детей – это безумие.
– Тем не менее на Западе это происходит...
– Да, это происходит потому, что эти люди задались целью доказать всему миру, что их образ жизни и действий нормален и полноценен. Но почему так важно отстаивать какие-то рубежи? Потому, что как только рубеж сдвигается чуть назад, человек сползает вслед за ним. Мы живем в мире, где практически все покупается и продается. В советские времена – даже в начале 80-х годов, я уже не говорю о 70-х – мысль о том, что можно заказать чье-либо убийство за деньги, у нормального человека не укладывалась в голове. Это было что-то из детективных романов, из жизни «загнивающего Запада», а сейчас это распространенная практика. И человек может заплатить какую-то небольшую сумму, порой хватит и 50 тысяч рублей, и за эти деньги кого-то руками киллера лишить жизни. Сколько бытовых преступлений такого рода совершается: жена заказывает мужа, муж заказывает жену, дети – родителей... Это следствие сдвинутых внутренних рубежей. А то, о чем мы говорим, уже давно ведет к тому, что некими дельцами вынашиваются и куются какие-то «альтернативные» формы существования семьи и общества, о которых мы читаем в романах антиутопистов. Если количество людей, которым понравится существовать в подобном мире, велико, то, скорее всего, человечество рано или поздно в этом мире обречено будет жить.
Мы все читали когда-то Брэдбери – его знаменитый роман «451 градус по Фаренгейту». Тогда мы читали об этом как о каком-то ужасном мире, а сегодня мы к этому миру уже подходим. Но кто хочет побороться за то, чтоб в этом мире не оказаться, пусть борется. А кто не хочет – пусть будет толерантен по отношению к гей-движению. Это выбор каждого человека. Да, возможно, что и мы, христиане, опять окажемся тем «малым стадом», которое не только книги будет прятать от сожжения, но и само будет гонимо. И вполне возможно, что люди, вступающие в брак и желающие иметь в браке детей, тоже станут изгоями, место которых в какой-нибудь резервации, потому что дети будут появляться на свет каким-то другим, «альтернативным» способом, только из пробирок, а женщинам будет запрещено рожать детей естественным образом. Мы можем и до этого дожить, потому что действительно происходит атомизация человеческого общества, за которой не исключено разложение и на какие-то еще более мелкие составляющие частицы...
И сегодня, когда существующая система общечеловеческих ценностей фактически разрушена, действительно невозможно найти, кажется, в окружающем нас мире неопровержимо доказательную базу для того, чтобы заявить всем: гомосексуализм – это плохо, разрушительно, деструктивно. Даже медики, которые, казалось бы, должны были отстаивать естественную, традиционную семью, «сломались» в этом отношении. Но Церковь остается одним из последних оплотов. И Церковь, не обличая конкретных людей, утверждает, что то, чем они порабощены, есть недуг, смертельная болезнь человеческой души, зло, через которое враждует против них (а через них – против Церкви) увлекший их на путь этого смертного греха сатана, в ненасытной злобе своей желающий погубить каждого – и грешного, и праведного. А Церковь ни против кого не борется, не враждует: она «бодрствует и молится», как заповедовал ей Христос, и напоминает: «Неправедные Царства Божия не наследуют».
«Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют». «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники – Царства Божия не наследуют».
Не знаю насчет гомофобов, но вот «христианофобов» очень много. И «церквофобов» – тоже.