Рецензия М. Медового на книгу Р.Н. и Е.В.Бунеевых «Маленькая дверь в большой мир»
Книга Р.Н. и В.Е.В. Бунеевых «Маленькая дверь в большой мир предназначена для чтения учениками второго класса и, по словам ее авторов, должна помочь детям «придумать свой собственный сказочный мир&кaquo;, а иначе говоря, не увлечь школьниками картинами жизни, а увести от нее. Конечно, тексты, включенные в пособие, так или иначе знакомят детей с действительностью, но Бунеевы, вольно или невольно подменяющие «страну вообразилию» областью аномальных деформаций, предприняли, как представляется, крайне неудачную попытку построить учебник как рассказ об общении мальчика Саши с младшим домовым Афанасием Федоровичем, обнаружив тем самым истинную свою задачу. «Однако, фантазируя, Бунеевы забыли, что встреча с этим, как они уверяют »смешным человечком«, в которого не верит дедушка /здесь очевиден воспитательный момент — не всегда дедушка прав/, чревата бедой или даже смертью. Согласно фольклору, общение с «нежитью» грозит в лучшем случае потерей памяти. За что решили Бунеевы так наказать своего героя, понять нельзя, но зато ясно почему почти двадцать страниц отданы отрывкам из «Хоббита»: Афанасию полагается проказничать. Этим можно, очевидно, объяснить и включение в учебник «лихой шутливой» «Песни гномов»: «Бейте тарелки, бейте розетки». Эта песенка как нельзя лучше характеризует стремление авторов, шутя, увести школьников от действительно волнующих их вопросов. Кстати сказать, о переживаниях детей, оказавшихся в сложной ситуации, столкнувшихся с социальными проблемами, в пособии ничего не говорится, а между тем таких текстов немало. Можно было бы, например, — предложить детям не сказку В.Ф.Одоевского «Мороз Иванович», которую следовало бы прочитать раньше, а его рассказ «Бедный Гнедко», начинающий в нашей литературе тему «хорошего отношения к лошадям». Но о милосердии авторы пособия предпочитают не говорить.
Одного Афанасия Федоровича Бунеевым показалосъ мало, и в пособии: появляется еще одна «нежить» — старший домовой — дед Федор, лохматый старичок, рассказывающий плохо адаптированную былину и сказку об Илье Муромце. Конечно, всезнающему Федору, с игрушечным щитом участвовашему в бою со Змеем Горынычем, можно нести околесицу, но зачем же в этом участвовать авторам учебника? Они должны были бы знать, что сказок об Илье Муромце нет, но, соглашаясь с Федором в том, что о «героях былин сочиняли и сказки» /стр. 173 части I/, Бунеевы позволяют себе после «открытия» Федора задать детям вопрос: «вы поняли, чем былина отличается от богатырской сказки»/там же, стр.187/? Чуть далее домовой Федор сообщает учащимся, что сказки о богатырях были у каждого народа и называет в качестве наиболее знаменитых Манаса,Урал-батыра и Алпамыша. Но Бунеевы не могут не знать , что речь идет здесь не о сказочных героях, а о героях эпоса, что «Макас» — огромное стихотворное произведение, что сказание об Алпа-мыше, хотя в чем-то и восходит к сказке, имеет характер дастана. Очевидно, рассказывать во втором классе о героическом эпосе не следует, но и сообщать неточные сведения, фальшивить нельзя. Учебник должен быть точен. Этим Бунеевы почему-то сочли возможным пренебречь. Так, пушкинский Руслан оказался у них сказочным богатырем, «Казачья колыбельная песня» М.Ю.Лермонтова превратилась в какой-то не дающий представления о стихотворении отрывок. Бунеевы, вероятно, не в ладах с литературоведческой терминологией: юмор, сатира, фольклор, притча, пейзаж, стих, анимация и др. доступные детям понятия вне поля зрения авторов пособия.
Бунеевы, передав значительную часть своих обязанностей условным персонажам, не смогли индивидуализировать речь героев, персонажей мертворожденных, а потому и не сумевших создашь ситуации, оживляющие изложение. Кажется, что составители учебника порой чувствовали, что чтение его может и не довести до добра. Об этом, думается, свидетельствует текст на странице 136 первой части книги. Здесь рассказывается, что однажды Саша увидел иллюстрацию, на которой изображен был Афанасий в обнимку с Буратино, и далее Бунеевы сообщают: «Саша даже зажмурился от неожиданности». А когда открыл глаза, «Афанасий сидел на краешке стола» рядом с ним. Понятно, что мальчик изображен в состоянии нервного перевозбуждения. Впрочем, Бунеевых это не смущает , и они дают возможность домовому продолжать смущать детский ум. Афанасий, без которого Саша грустил и то ли читал, то ли «прислушивался к шорохам в комнате», обругав мальчика за то, что тот не помог ему уйти от Лисы Алисы и кота Базилио, задается вопросом, как бы все могло перепутаться в сказке, если бы он стал ее героем. Поневоле задумаешься, понимают ли господа Бунеевы, что учебное пособие не повод для реализации необоснованных и нездоровых фантазий? Может быть, они считают, что мир воображения возникает лишь в больном, искаженном сознании? Если так, то можно понять и начало книги. Мальчику, читаем на странице 8, родители не разрешали бегать и играть в Футбол на улице, и однажды /очевидно, вследствие этой родительской заботы/ Саша долго не мог уснуть. «Ему казалось, что кто-то ходит по квартире, «комнате»; слышится ему шум ветра, плеск воды, звериный вой, смех… И вот в состоянии гипервозбудимости является «нежить». Нo Бунеевы галлюцинации превращают в явь , и в этой уникальной области авторских причуд детям предлагается вести диалог с автором, увы! — невозможный, что, впрочем, Бунеевых не смущает. Они тут же советуют школьникам самим ответить на этот ими же заданный вопрос или высказать предположение /видимо, определить, что бы ответил автор/.
Составители пособия, разрушая целостность ученического восприятия текста, вклинивают «вопрос-ответ» куда попало. Так, например, не странице 139 первой части после слов Мальвины «я займусь вашим воспитанием» мысли Буратино («вот так влип») детям предлагается что-то спросить и что-то на этот вопрос ответить. Пятью строчками ниже Буратино замечает, что пудель «здорово» птиц «гоняет», и подобное задание повторяется. Бунеевы при этом как будто бы заботятся о том, чтобы школьники могли себя проверить, поэтому они указывают место проверки буквой «И». И вот какие ответы даны на той же. странице? «От всего приличного сидения за столом у него по всему телу поползли мурашки»; далее читаем, как Мальвина, сказав «вам дадут приличную куртку и штанишки», «взяла Буратино за руку и повела в дом -заниматься воспитанием». Примеров таких же бессмысленных заданий можно привести множество. Вот еще один: на странице 86 первой части читаем: «Весь Муми-троль скоро должен был превратиться в сплошной пухлый сугроб. Одни за другими переставали тикать часы», а потом предлагается вопрос-ответ - «пришла зима». Быть может, авторы пособия почувствовали нелепость этой «технологии», ибо не во всех текстах находим эту вопросно-ответную систему.
В такой связи нельзя не отметить, что методическое оснащение книги оставляет желать лучшего. Вопросы Б рамках, идущие вслед за текстами, многословны, но ко многим произведениям их вообще нет. Порой задаваемые вопросы кажутся излишне сложными. Так, во второй части книги Бунеевы предлагают вопрос, требующий философского осмысления: «Для чего людям нужна красота? Что она может?»/стр.18O/. При этом нигде авторы не говорят о красоте поэтического слова, о выразительной силе сечи, о совершенстве художественной структуры. Более того, они не говорят и о красоте мира; пособие должно помочь детям понять, что «бывают на свете разные люди», что «много живет на земле разных народов», имеющих однако одинаковые понятия о совести, добре и порядочности, что «народная мудрость — это мысли о добре и зле»/стр.155 второй части/». Не ставя задачей формировать у читателей представления о словесном искусстве, Бунеевы однажды, на странице 132 второй части, все же вспомнили, что надо прививать детям любовь к прекрасному, и потому написали, казалось бы, нужные слова: «Ребята, многие сказки, которые вы читаете в этом разделе книги /Самое обыкновенное чудо, — М.М./, — о красоте«. Но как же следует оценивать сказки из других разделов этой книги? Разве не выразительно слово сказителя, речь прозаика, омузыкаленное слово поэта? Разве книга нe ставит своей задачей развитие у учащихся интереса к чтению? Список рекомендуемых для самостоятельного чтения книг, безусловно, мог бы быть богаче, а об авторах текстов, включенных в пособие, нужно было бы рассказать детям/ в книге Бунеевы редко балуют этим/. Однако основной недостаток пособия — отбор и отношение к отобранным текстам. Бунеевы, помимо веселых стихотворений, скороговсрок, песен, сказок, загадок, ВКЛЮЧИЛИ В книгу ряд произвольно избранных отрывков из произведений П.Ершова, Т.Янссон, Дж. Толкиена, — А. Милна, Дж. Родари, А.Толстого, А.Линдгрен, А. Пушкина, Экзюпери. По всей видимости, Бунеевы были уверены в том, что все дети уже читали или смотрели спектакли, кинофильмы, мультфильмы, а если нет — то еще прочтут: не случайно же эти произведения, фрагменты которых включены в сборник, указаны в перечне для летнего чтения. Это позволяет утверждать, что авторы не считали нужным помогать детям глубоко постигать литературные те произведения. Примечательно, что крохотный отрывок из книги Д.Родари дан вообще без заданий и вопросов, но с «замечательным» комментарием, искажающим суть творческого процесса: оказывается Родари всего-навсего «пересказал по-своему историю мальчика-луковки и его друзей»/стр.152 первой части/. Тут же разъясняется, что А.Толстой «взял своего героя из итальянской сказки «Пиноккио», но что эту сказку написал Коллоди почему-то не говорится, зато объясняется ,что есть /в отличие от Родари и Толстого/ писатели, которые сами придумывают сказочных героев. При этом в пособии не упоминаются ни Андерсен, ни бр.Гримм… В распоряжении Бунеевых был огромный материал, и при желании они легко могли бы отказаться от фрагментов на деле, в пользу законченных текстов, что на деле содействовало бы формированию читательских интересов. В читательский репертуар они могли бы включать произведения великих, мастеров слова /Тютчева, Майкова, Тургенева, Пришвина, например/, отобрать более яркие сказки, тем более что представлены в пособии сказки лишь нескольких народов. Напомню, что в 1997 году были изданы очень хорошо «Сказки народов мира», «Сказки писателей России», «Сказки писателей мира» /СПБ., специальная литература/. Эти сборники значительно богаче предлагаемой книги для чтения. Понятно стремление Бунеевых познакомить детей с авторами, ранее не изучавшимися, однако это не должно было быть самоцелью.
Так ли хороши сочинения А.Курлянского, В.Орлова, Б.Сергуенкова, 3. Хмельницкого, чтобы включать их в обязательное чтение? Надо ли предлагать выучить наизусть одну из сказок В.Хмельницкого, словно эта проза идеальна и надолго должна сохраняться в ребячьей памяти. Кажется преждевременным и включение отрывка из притчи Экзюпери в сборник, тем более, что зто понимают составители. Но вопреки логике, отметив, что понять ее сможет «только человек с определенным жизненным опытом» /стр.112 второй книги/, Бунеевы все же задают детям лукавый вопрос: «Чем взрослые отличаются от детей / возраст мы, конечно, не имеем ввиду/?» Можно было бы продолжить перечень недочетов, если бы это имело смысл. Однако пособие столь невыразительно, анемично, что кажется может сослужить лишь одну добрую службу — стать образцом того, как не надо готовить учебные книги для детей.
М. Медовой, кандидат филологических наук, педагог
СПетербург, 29 сентября 2007 года.