[12.02.2012] Три святителя: организатор, молитвенник, проповедник

Василий, Григорий и Иоанн столь часто поминаются вместе, что отдельно мыслятся уже с трудом. Вместе с тем они, как Петр и Павел, во многих аспектах являются яркими противоположностями. Выяснение этих противоположностей не разрушает, но, наоборот, подчеркивает то единство, которое им подарено в Духе Святом и которое так органично вошло в сознание Церкви.

Главное место в этом маленьком соборе святителей можно все же отдать Василию. Все, что есть у Григория и Иоанна, есть и у него. Они борцы с ересями – и он; они яркие проповедники Слова – и он. Мужественный дух, любовь к пустыне, скромный быт, глубокое постижение догматов – все это и многое другое у трех отцов общее. Все трое вышли из святых семейств. Их матери, отцы, братья составляют целые созвездия удивительных в святости личностей. Но Василия отличает высочайшая степень самодисциплины. Василий – организатор, чего не скажешь о Григории и Иоанне или скажешь с натяжкой. Всюду, куда приходил Василий, он оставлял после себя строгую иерархию и порядок. Сам он, без сомнения, был харизматичным человеком, но полагался в церковной практике на далеко не одну лишь силу личного влияния и духовные дары. Дисциплину и устав, закон и организацию – порядок, одним словом, вносил Василий Великий всюду. А ведь дела в Церкви тогда были подобны ночному бою, где всякий разил своих и чужих, ничего не видя и не понимая.

Ум и познания Василия позволяли ему стать ученым, воля и строгость могли сделать из него настоящего монаха, подобного Антонию. Но он пожертвовал всеми талантами ради борьбы за Церковь. Глубоко спрятал он душевную мягкость, чтобы стать несокрушимым, и лишь втайне, подобно другу – Григорию, мог тосковать о жизни безмятежной, о пустыне и уединении. Мало кому понятно, что значит, любя Писание и безмолвие, пожертвовать собою и броситься в гущу борьбы за Церковь и ее догматы, не имея покоя, рискуя жизнью, сгорая ежедневно.

Совсем другой был Иоанн, и уж еще более отличным от первых двух предстает Григорий. Иоанн – народный любимец и вождь, но он – вне системы. Епископы его не любят, причем не только еретические епископы. Двор вне себя от его поучений и обличений. После себя Златоуст оставляет имя, слово и память, но не организацию, не боевое построение. Его друзья и ближайшее окружение после изгнания Иоанна попадают в немилость и становятся жертвами. И это не упрек, а подчеркивание несхожести, ибо во Христе каждый воин воюет как умеет.

А Григорий – это созерцатель. Он, конечно, живет среди людей и назидает паству, поскольку носит высший сан. Но он тяготится саном, тяготится тем, чего так жадно ищут недостойные сана. Епископский омофор становится причиной обиды Григория на Василия. Последний все, не исключая и дружбы, подчиняет интересам Церкви и, по сути, принуждает друга стать архипастырем в тяжелый для Церкви момент. Как проповедник Григорий не столько увещевает и говорит, сколько поет. Именно на сладкий голос его вещаний, называемых Церковью «пастырской свирелью», люди, зараженные заблуждениями, стекаются в ограду Церкви и принимают Православие.

У Василия нет свободного времени. Григорий на досуге пишет стихи. Иоанн толкует послания Павла, и сам апостол языков является ему, чтобы разъяснять сложные места своих посланий. Трудно найти трех людей, более психологически несхожих между собою.

***

Тот конфликт, который свел память трех святителей воедино, очень даже понятен. Люди способны все самое святое превратить в предмет пререканий и ссор. Коринфяне ссорились, говоря: «Я Павлов, а я Аполлосов» (см.: 1 Кор. 3: 4). Тогдашние христиане затеяли спор, кто из трех больший и славнейший. Вся сложность в том, что при взгляде на каждого в отдельности каждому, без сомнения, можно присуждать первенство. Рассмотри жизнь Василия (а каждый из нас обязан это сделать), вникни в нее, и ты воскликнешь: «Велик Василий! Кто подобен ему во святых?!» Но начни следом рассматривать образ Иоанна, и вскоре с изумлением произнесешь: «Нет такого, как Иоанн!» Если же вчитаешься в слова Григория и в тишине рассмотришь смиренные черты этого обладателя небесного ума, то забудешь всех, кого хвалил перед этим, говоря: «Моли Бога о мне, чудный Григорие!» Большего среди них нет. Нет именно потому, что они разные. В красоте и точности слов нет равного второму Богослову. А в ревности о славе Божией со Златоустом встанет рядом, быть может, только Илия Фесвитянин. Василий же не просто борец, и аскет, и мудрец, и начальник монахов. Он еще и военачальник, умеющий собрать многих разрозненных борцов и превратить их в войско. Все трое велики, и велики по-разному.

* * *

У Церкви во все эпохи должны быть и организаторы, и пламенные ораторы, и тихие созерцатели. Горе Церкви и народу Божиему, если кого-то из этих трех нет у нее в одну из эпох. Трижды горе Церкви, если никого нет! Тогда за привычной и благообразной наружностью усиливаются и умножаются лютые болезни, и некому исцелить их.

Всякий муж, поставленный Богом на священную степень, должен испытать себя на предмет того, какой из этих трех талантов более соответствует его душевному складу и опыту. Не может быть, чтобы ничто из упомянутого не относилось хоть как-то к каждому из пастырей. Но и соединение всех трех дарований в одном лице решительно невозможно!

Проповедник, организатор, уединенный молитвенник.

Усмиритель людского моря, сын битвы и сын молитвенной тишины.

Что-то одно из трех.

* * *

Если человек командует другими, распоряжается, управляет, пусть смотрит на образ Василя Великого. Он должен не только управлять, превращая все пять пальцев правой руки в указательные, но должен также запасаться всякими знаниями, как это делал Василий. Должен любить пост и книги, в уединении должен черпать силы для борьбы за Истину среди многолюдства.

Если человек проповедует вовремя и не вовремя, как и заповедал Павел апостол, пусть убежит от празднословных трапез и заискивания перед богатыми, по образу Златоуста. Пусть к чтению и проповеди присоединит горячее служение литургии и обильную милостыню, по примеру великого отца, и пусть пожертвует всем для того, чтобы его уста стали устами Слова.

Если же любит уединение человек, любит долгие молитвы и с неохотой отрывает ум от небес ради дел земных, пусть глянет на Григория. Тот, как ни страдал, но оставлял пустыню и занимал кафедру, если Церковь того требовала. Тот пренебрегал своим ради общего и шел трубить в серебряные трубы проповеди, чтобы пали толстые стены Иерихона.

Что-нибудь одно, пусть в самом скромном количестве, должно быть у каждого мужа, носящего льняной ефод. В обновлении памяти относительно этой истины, быть может, и заключается главный смысл совместного почитания Церковью Василия, Григория и Иоанна.

Протоиерей Андрей Ткачев
Православие.ру