[06.03.2013] Лариса Лужина: «Я хочу, чтобы в сердце каждого человека жила радость»

Замечательная актриса, Актриса с большой буквы, народная артистка Российской Федерации Лариса Анатольевна Лужина... Незабываемы фильмы с ее участием, особенно те, старые, советских времен. Но она блещет и в современном кино. Причем снимается Лариса Анатольевна активно, ею сыграно большое количество ролей.

– Откуда столько энергии, Лариса Анатольевна?

– Конечно, иной раз бывает очень тяжело, но не роптать же! Тем более что я люблю жизнь, люблю свою работу, люблю зрителя. Вот эта любовь и дает мне силы...

– Страна отметила 69-ую годовщину снятия блокады Ленинграда. У меня дедушка жил на Галерной, но мы так и не знаем, умер ли он от голода или погиб во время бомбежки. Но я нашел дом, где он жил, ходил вокруг него, было немного грустно и одновременно радостно. Как будто повидался с дедом… Вы как-то сказали, что несмотря на то, что были совсем маленькой, помните это время. Страшная трагедия коснулась и вашей семьи, беда вошла в ваш дом, вы тоже потеряли в блокаду родных людей…

– Да, от голода умерли папа и сестра, погибла бабушка. Мы жили на Нарвском проспекте. Папа был моряком, ушел на фронт ополченцем, защищал форт «Серая Лошадь» под Кронштадтом. Когда его ранили, то почему-то (видимо, потому что он был ополченцем) привезли домой, а не в госпиталь. Попади папа в госпиталь, может, и выжил бы… Там все-таки кормили. После похорон мама перебирала папину постель, и нашла под простыней сухарики. Он сам не ел, оставлял для меня – самой маленькой.

Не так давно, весной, пришла на Пискаревское кладбище, где был похоронен папа. Обратилась за помощью к администратору мемориала, показала справку о смерти, датированную январем 1942-го года. Она указала на захоронения 1942 года: «Идите туда». Я иду, понимая, что мои поиски обречены: в каждом захоронении по 20 тысяч человек! И вот здесь произошло чудо, о котором я не перестаю всем рассказывать. Неожиданно надо мной появилась чайка, и я тут же вспомнила легенду о том, что души погибших моряков переселяются в чаек. А папа был моряком, и поэтому я невольно стала следить за птицей. Она пролетела немного и села на один из обелисков. И я уже не сомневалась, что папа похоронен именно здесь. Подошла, прочитала надпись «1942 г., февраль», положила к могиле цветы. Ищу глазами папину фамилию, но разглядеть не могу. И в этот момент чайка взлетает, с того места, на котором она только что сидела, осыпается снег, и я вижу… крокус! Невозможно описать чувства, переполнившие мое сердце: «Папа дал о себе знать, первый весенний цветочек подарил»… Слезы так и полились из глаз. А через несколько дней позвонили с Пискаревки: «Лариса Анатольевна, ваш отец, Лужин Анатолий Иванович, похоронен именно в этом месте!»

– Вот ведь как Господь сподобил вам встретиться со своим отцом… Лариса Анатольевна, в конце войны вы ведь жили в Сибири?

– Нас с мамой эвакуировали в Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области. Сейчас это город, а тогда – деревня. Блокадников высаживали на каждой станции, и их разбирали по домам местные жители. Нас высадили в Ленинск-Кузнецком. Мы с мамой стояли очень долго, всех уже разобрали, а мы остались. А кому мы нужны? Изголодавшиеся, ослабленные. Все равно люди старались брать в дом таких, чтобы могли помогать по хозяйству, были в силе. Стоим одни на перроне. Поезд давно ушел. Вдруг подходит женщина – тетя Наташа – с девочкой чуть постарше меня – Надей – и говорит, чтобы мы шли к ней. Потом она призналась, что не хотела нас брать, однако случайно взглянув на маму, увидела ее глаза, полные слез, и не смогла пройти мимо. Слава Богу!

– А что еще помните из вашей жизни в эвакуации?

– Свою первую награду за актерское выступление! На встрече Нового, 1945-го, года в детском садике, организованном при мясокомбинате, устроили новогоднюю елку. Я читала стихотворение Александра Твардовского «Рассказ танкиста»: «Был трудный бой. Все нынче, как спросонку, И только не могу себе простить: Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку, А как зовут, забыл его спросить». Рассказала – и гром аплодисментов! А директор мясокомбината взяла меня на руки, унесла в другую комнату и подарила мне… котлету! Вкусную!!

И еще одно яркое воспоминание тех лет: нас везут в товарняке обратно в Ленинград. Лето. Одеты все – кто во что горазд. Вдруг на ходу приоткрываются двери вагона, нас ослепляет солнце, в проеме видим лицо солдата. «Девоньки! – кричит он, – через 20 километров Ленинград!» Что тут началось! Все стали открывать свои чемоданы, сумки, узелки, доставать красивые платья, наряжаться, прихорашиваться! Радость такая…

– Вы рассказывали, что после эвакуации часто причащались Святых Христовых Таин.

 – Это было в Таллинне. Наша квартира в Ленинграде оказалась занятой, и мы с мамой вынуждены были уехать в Таллинн к моему дяде. И там я с подружками бегала в Казанскую церковь причащаться. После того, как мы подходили Чаше, нам давали теплоту (запивочку) и просфорки!

– Из ваших воспоминаний мы знаем, что вы работали манекенщицей в Таллиннском Доме моделей, причем когда выходили на подиум, то обязательно улыбались своей очаровательной улыбкой, что в общем-то на подиуме не приветствуется. Но вы ничего не могли с собой поделать: открыто несли с собой эту радость, чтобы поделиться ею со зрителями! А потом был ВГИК. Вы учились у Сергея Герасимова?

– Да. Он очень мне помог. И не только во время учебы. Это ведь он убедил Ростоцкого снять меня в картине «На семи ветрах», хотя тот изначально хотел снимать другую актрису. И это он поддержал и выручил меня, когда я «при дворе» впала в немилость. Об этом многие знают. Картину «На семи ветрах» представили на Каннском кинофестивале. Вместе с Сергеем Герасимовым, Станиславом Ростоцким, другими нашими корифеями поехала и я. На приеме один американский журналист привязался ко мне с просьбой станцевать модный танец твист. Я – ни в какую, но Сергей Аполлинариевич Герасимов подтолкнул меня вперед: «Покажи им!» Меня же во время танца сфотографировали, и эту фотографию опубликовал французский журнал «Paris Match» с броским и вызывающим заголовком. Журнал увидела Фурцева, и я стала невыездной. Хотя ничего вольного в этой фотографии не было. Разве что твист в нашей стране тогда не приветствовался. Как всегда помог Сергей Аполлинариевич. Он пришел к Фурцевой и сказал, что это он разрешил мне танцевать. Так сказать, взял всю вину на себя. И мне вновь дали зеленый свет.

– Говорят, Фурцева была не в меру жестким человеком.

– Но она многим и помогала. А сколько фильмов буквально спасла! Благодаря Фурцевой Вячеслав Тихонов сыграл в «Войне и мире» князя Болконского. А по замыслу Сергея Бондарчука должен был играть Стриженов. Но Тихонов нравился Фурцевой, и она настояла. Бондарчук был очень недоволен…

– С фильмом «На семи ветрах» вы объездили весь мир…

– Тем не менее наряду со множеством интереснейших встреч с великими актерами, имевшими международную известность, я навсегда запомнила встречу с одной из своих зрительниц, простой русской женщиной, на премьере в Иркутске. Она бросилась ко мне, обняла, прижала к себе, тихо плачет и шепчет: «Доченька, спасибо тебе, спасибо…» Я поняла, что она из того, военного поколения, которое знает, что такое любить, верить и ждать…

– Лариса Анатольевна, я читал, что вы были очень популярны в Германии. За работу в немецком сериале «Доктор Шлютер» вы стали лауреатом Национальной премии «Золотая ветвь телевидения ГДР».

– С 1964 по 1968 годы я снялась в нескольких фильмах в Германии. Сначала было непросто. Я ненавидела немцев, как ненавидели немцев и многие мои соотечественники, пережившие страшную войну, тем более потерявшие в ней любимых людей. Для меня немцы были врагами. Но со временем я успокоилась: меня постоянно окружали порядочные, добрые люди, с которыми у меня всегда ладились отношения. Правда, один раз произошла крайне неприятная история. В Германской Демократической Республике 8 мая праздновали День Освобождения. Я до этого никуда особо не выходила, а здесь, проникнувшись праздничным настроением, попросила своего немецкого коллегу – известного немецкого артиста – поводить меня по кабачкам. В одном из таких ресторанчиков мы сели за большой общий стол, заставленный национальными яствами, конечно же, сосисками, шнапсом. Рядом со мной сидел немец без руки. Помню, подумала: «Уж не фронтовик ли?» Я тогда уже хорошо понимала немецкую речь, а он, наверное, не знал, что я русская, потому что все время рассказывал военные истории. И вдруг я слышу, что он вспоминает о том, как воевал в Сталинграде и как «косил из автомата русских» и «если бы ему сейчас дали автомат, то он, не задумываясь, сделал бы то же самое». Здесь моя русская душа не выдержала, я поднялась и при всех со всего маху двинула его по морде. Мой немецкий коллега среагировал моментально. Он схватил меня за руку и через задний вход уволок на улицу.

– В прошлом году вы приняли участие в открытии православного кинофорума «Золотой Витязь» в Омске. А каково ваше отношение к православным кинофестивалям вообще? Нужны они?

– Конечно, нужны. Ведь представленные на них кинокартины очищают душу человека, они целят ее. Сегодня с экрана столько льется непотребного, грязного или просто ненужного, наносного, что просто жизненно необходимы картины о вечных ценностях: чистой любви, вере, надежде. У меня трое внуков, и я хочу, чтобы они видели доброе кино.

– В завершении скажите несколько слов нашим читателям.

– Что я могу такого сказать…. Нельзя унывать! Что бы ни произошло – Господь все дает по силам, и Сам же еще помогает нести крест! А потом, если принимаем без ропота – воздаст сторицей. Нужно любить все, что дает Бог. Как у Виктора Бокова в его стихотворении «Чудо»: «И всё-таки: жизнь – это чудо, А чуда не запретишь! Да здравствует амплитуда – То падаешь, то летишь!»

Верить нужно. Верить в Бога и доверять Богу. И тогда в душе поселится радость. Я хочу, чтобы эту радость в своем сердце ощутил каждый человек.

Протоиерей Александр Новопашин
Радонеж